Музыкальный психоанализ

Музыка поп и других частей тела

Маккартни и Моррисон, Дженнис Джоплин и Джимми Хендрикс открыто признавались, что в начале своих занятий рассматривали музыку как ключ к сердцам девочек (мальчиков). Молодому Джону Леннону, по его собственным словам, не было большой разницы, кем становиться — музыкантом или миллионером. Для него и то и другое было синонимом власти, статуса «хозяина положения». 
Эти люди добились своего. Изначальное смятение, смущение, дискомфорт и неуверенность в личной жизни вели их к единственному желанию — возвыситься в глазах тех, кому их ценность в этом мире была не очевидна. 

Классическая музыка в силу своей сложности служит пищей, скорее, уму, чем сердцу. Образ, в котором предстает музыкант, никого особенно не волнует и мало влияет на восприятие музыки.Поп-музыка, наоборот, выдвигает имидж музыканта на первый план, требует, чтобы тот говорил от первого лица, даже если ни текст песни, ни мелодия не принадлежат его перу. Музыкант перестает быть посредником между композитором и слушателем. Он становится божеством. Тем самым божеством, в котором люди, подобно своим первобытным предкам, ищут себя или свою идеальную половину, что в сущности одно и то же. 

Sex, Gods, Rock'n'Roll

Доктор Фрейд открыл, что всей человеческой жизнью движут два основных стремления — к любви и к разрушению, в том числе и к саморазрушению. Этим стремлениям основатель психоанализа дал имена греческих богов: бога любви Эроса и бога смерти Танатоса. Если принять это на веру, получится , что искусство только тем и занимается, что отображает сложные взаимоотношения эротического демона и его смертносного коллеги.

Борис Гребенщиков упрекал классическую музыку в неправильном отношении к смерти: мол, классика звучит так, как будто никакой смерти вовсе нет, в отличие от фольклорной музыки, где жизнь и смерть находятся в гармонии и взаимодополняют друг друга. Не влезая в метафизические дебри, ответим классику рашн-рока: классическая музыка выросла из религиозной культуры и звучала поначалу вообще только во время церковных богослужений. Поп-музыка же развилась из фольклорных корней. А фольклор, как известно, к религии имел мало отношения — скорее уж к мифологии. 

Люди получили возможность выбирать себе героев по образу и подобию соотношения разрушительного и эротического в самих себе. Агрессивным, рассерженным на весь мир подросткам — кованые сапоги Rammstein и полуразложившийся Мэрлин Мэнсон, их нежным подругам — невесомая Милен Фармер и резиновая куколка Бритни Спирс. 

В первобытные времена у каждого племени был свой пантеон божеств, мужских и женских, воплощавших соответствующий образ идеального сексуального партнера. Эпоханаучно-технического прогресса, оказывается, почти ничего в сознании людей не изменила. Персонажи поп-сцены по прежнему служат примером для подражания и предметом сексуального влечения. Визжащие девочки на концертах нежнейшего «Мумий-тролля» прыгают в окружении очкастых молодых людей, и нет смысла объяснять очевидное: для тинейджерок ласковый и сексуальный Илья — идеальный партнер, а для закомплексованных молодых студентов — пример эмоциональной самореализованности, достойный подражания и ученического преклонения. Переставьте местами мальчиков и девочек, и получите феномен Земфиры.

Газета «Правда» была по-своему права, называя поп-музыку продуктом буржуазной, капиталистической эпохи. Поп-культура действительно дала человеку возможность выбирать себе божество, объект влечения или подражания, как платье в магазине. Гомосексуалисты и лесбиянки, трансвеститы, садомазохисты, гетеросексуалы, мачо — в этом огромном супермаркете каждый найдет себе товар по нраву, будь то Сергей Пенкин или Марк Алмонд, группа Placebo или Дэвид Боуи, Scorpions или Rammstein, Рикки Мартин или «Сплин». Шоу-бизнесничем не хуже любой другой торговли, просто вместо йогуртов и подсолнечного масла он торгует объектами влечения или поклонения, коктейлями из Эроса и Танатоса в разной пропорции. Одни торгуют своими искренними эмоциями, другие — теми, которые легче продать. Мы ходим на концерты за тем же, за чем наши прапрадеды ходили на проповеди. Но теперь наша свобода в том, что мы можем выбрать, кому поклоняться.